О сельской «счастливой» жизни
Борис Хлебников представил в Петербурге свою новую картину «Долгая счастливая жизнь», участвовавшую в конкурсной программе Берлинале – 2013. Предваряя просмотр, Хлебников сказал, что этот фильм о сельском хозяйстве, наверное, так оно и есть.
Главный герой в исполнении Александра Яценко («Пока ночь не разлучит») вернулся из города в село и решил заняться хозяйством. Однако у государственных органов совсем иные планы на эти сельские просторы. Они предлагают Саши отдать землю за компенсацию, а на вырученные деньги уехать в город и жить счастливо. Неохотно приняв предложение, он доводит информацию до крестьян, которые работают на него и тут же встречает категорическое нежелание с их стороны уступать землю. Подумав, Саша решает пойти против трех разбойников и остаться на своей территории. В результате безысходность и клетка, которую он смастерил своими руками. Недаром на протяжении всего действия герой Яценко сколачивает непонятные клетушки, но сажать туда некого, нет ни свиней, ни кур, ни птицы, есть лишь загнанный в угол Саша, ставший заложником своего собственного выбора.
Хлебников демонстрирует удивительную способность создать атмосферу пасмурного дня перед грозой. В стремлении нарисовать картину российской действительно его можно сравнить только с Балабановым. Красивые, но мрачные пейзажи, жизнь бедных, истрёпанных работой на земле людей, которым уже деваться некуда от этой жизни: время ушло и его не повернуть вспять, как реку, которая является в «Счастливой жизни» аллегорией. Как признается режиссер, река появилась в картине только из-за любви оператора (Павел Костомаров) к северным пейзажам, он маниакально снимал текучую, бурлящую воду. На мой взгляд, именно эти кадры стали отправной точкой для понимания глубинного смысла фильма, философского восприятия и послужили поводом для «копания».
«Долгая счастливая жизнь» показывает абсолютно инертный характер почти всех героев. Здесь нет энергии созидания, исходящей от крестьян и главного героя - они просто плывут по течению, нет также и разрушительной энергии. И как раз в этом есть двойственность картины, которая сначала возмущает своей неактивностью, а потом завораживает обреченностью. У таких персонажей не может быть хорошего финала, и такая жизнь лишена возможности достойно прекратиться. Приходит на ум сравнение с картиной «Семь самураев» Куросавы, кое-где «Долгая счастливая жизнь» копирует мотивы великой классики. Но здесь всё о России, мало знакомой городскому обывателю и тем более непонятной Берлинскому жюри.