Камень преткновения - эра милосердия (квант первый)

Глубокая, словно ночь, отразившаяся в колодце, беспросветная, как никакая другая лента зрелого Сидни Люмета, очередная перезагрузка психодрамы в тесноте избавлена от лишнего числа разгневанных, обиженных и просто измочаленных мужчин. По большей части, это один Шон Коннери в одной комнате для допроса – один на один с диалогами, которые умышленно состоят лишь из общих фраз, и сводящими с ума "картинками в голове". Самосуд длиною в полный метр – судит герой Коннери всё-таки себя, а вот пытает и карает за свои комплексы и греховные видения чужого, возможно, невинного человека.

Пытку напоминает и стиль сценариста Джона Хопкинса ("Torment" – назывался и его режиссёрский дебют). Пытку неразберихой: фильм "Камень преткновения" начинается с флэшфорвардса, кончается флэшбэком, прерывается семейной драмой, указует на кризис возраста, а прикрывается полицейским расследованием. Легко добавить, что "The Offence" – взывающий к реальному положению дел британский ответ на свежевышедший боевик Дона Сигела "Dirty Harry" о стычке маньяка с представителем закона. Служака-сержант, чья примитивность подчёркнута безличной фамилией, вынужден расплачиваться собственным душевным здоровьем за гусарские проделки гораздо более собранного коллеги-флегматика из Сан-Франциско.

Возможно, что ключик к пониманию нераспутанных отношений детектива Джонсона и подозреваемого в изнасиловании школьниц Кеннета Бакстера (кстати, оба актёра, Коннери и Йан Бэннен, до того встречались у Люмета в тюремной драме "The Hill") найдётся у каждого, даже неподготовленного зрителя, который видел аналогичные сцены в отечественной "Место встречи изменить нельзя". Следователь раздражён, прямолинеен, глух к логике. Подозреваемый – вял, презрителен, высокомерен. Не такова ли расстановка сил в классовом конфликте Жеглова и Груздева? (Вопрос, где братья Вайнеры или Говорухин могли посмотреть неизвестную в самих Штатах ленту, снятую за 1 миллион и 1 месяц, остаётся открытым).


Вот только Джонсон, осенённый рапидом блаженный, пошёл дальше советского капитана и совершил-таки "превышение полномочий" (так звучит точный перевод названия картины – а вовсе не утвердившийся в России "Камень преткновения") будто против своей же воли, по заказу эдипова фатума. И это кажется вполне последовательным, если учесть, что Джеймс Бонд Шона Коннери (а сценарий классического "Thunderball" как раз написан Хопкинсом) на ранних порах позиционировался как архетипический персонаж древних мифов и новый античный герой, обладавший, на зависть бедняге Джонсону, правом на offence.

В отличие от нынешнего агента 007, Дэниэла Крейга, Коннери предпочитал играть психопатов вне съёмочной площадки "бондианы". Но, увы, совсем без того смака и безвозвратного погружения в роль, присущих Крейгу в "Road to Perdition" и "The Jacket". Патерналистское благородство усатого горца, который в разное время, но с одинаковой скоростью бегал от серьёзных кинопроектов, возвышает некрасивый психоз персонажа до леденящей, но естественной слабости сгоревшего на службе.