Павел Руминов

Режиссёр Павел Руминов после клипового прошлого, нескольких Короткометражек и 8 лет надежд, ожиданий и упорной работы дебютировал в отечественном кино с фильмом «Мёртвые дочери», который был заявлен не иначе, как первый российский триллер. Призраки, проклятия, мистические смерти; действительно, ничего подобного в нашей молодой стране ещё не делали. Рассказывать о достоинствах и недостатках картины мы Вам не будем, а предоставим слово самому создателю, тем более, что он приложил руку практически к каждому аспекту создания своего фильма. Итак, мы встретились с Павлом в кафе одного из питерских кинотеатров, и вот что из этого вышло:

Кор: По-поводу операторской работы, как появилась мысль сделать её именно такой?

Павел Руминов: Дело в том, что нам нужно было в день не по три кадра снимать, а по сорок и поэтому, естественно, мы могли снимать только с рук, и по большому счету, в какой-то момент, появляется неизбежное дрожание, а в основном, это дополнительное желание передать что-то при помощи камеры, во многом, даже эксперимент. И я, и Федя (Фёдор Лясс – оператор - прим. ред.), мы в первый раз снимали большую картину на пленку и сразу поняли, что хотим снимать с рук. Во-первых, у нас практически не было времени на стадикам, фильм все-таки у нас по духу независимый, мобильный, а во-вторых, нам казалось, что и я и он должны привнести свою индивидуальность в каждую композицию, в каждый кадр подобно актёрам. В голове у меня был образ активной живописи Джексона Поллока, мастера абстрактного экспрессионизма. Он разбрызгивал краски из баночки, заряжая холст своей энергией. Этот метод называется дриппинг. В общем, у нас было что-то вроде Jackson Pollock Cam.

Кор: А нет такого ощущения, что переборщил?

Павел Руминов: Ощущение что переборщил, может быть с любым элементом, просто, когда по башке бьют человека, ему это кажется большей проблемой, чем например, когда у него с душой что-то не в порядке. Возможно, переборщили, но ведь понятно на что мы шли. Пытались создать неравнодушную камеру. Риск был очевидный, но ведь глупо канатоходцу сильно пеПавел Руминовивать из-за того, что он по веревке, а не по земле ходит. Именно поэтому он – канатоходец.

Кор: Думаешь, большинству картина понравится?

Павел Руминов: Ну знаешь, если бы было все так просто в кино, то у нас наверное было бы 100 продюсеров, которые могли бы рассчитать, как миллион превращается в пять и так далее. В кино этого нет, фильмы часто проваливаются, поэтому, когда говорят – ориентироваться нужно на большинство, прикол в том, что примитивного секрета-то никто не знает. Естественно. Энергия и мысль вложены. Характер тоже. Всходы должны быть. Но в разделении мнений собственно и цель. «Дочери» не могут вызвать статичной реакции, и в этом и есть их смысл.

Кор: Ну какие-то конкретные схемы все равно существуют, которые работают на удовлетворение потребностей массового зрителя.

Павел Руминов: Ответ тут очень прост: когда Вы конструируете автомобиль, то изначально существует некий чертеж, и мы все знаем, что есть какие-то схемы, которые приводят машину в движение, допустим, я конкретный конструктор конкретного автомобиля, и моя схема конкретная для этих дорог, для этой ситуации, для этого бюджета, и я лично её начертил. Но ведь глядя на схему, сложно сказать, поедет автомобиль или нет. Только инженер может представить как эта абстракция может сработать в реальности. В общем, с учетом всех факторов, картина представляет собой рассчитанную математическим образом, драматургическую, стилистическую конструкцию, которая, на мой взгляд, должна, как и этот автомобиль прийти в движение, а там посмотрим, но она точно едет, нормально, посмотрим, не остановится ли.

Кор: Я думаю, не остановится.

Павел Руминов: Ну думаю да, наверное, потому что мы еще «живые», то есть я не кайфую от восторгов и от похвалы. Мне интересна информация, интересна работа, я считаю, что когда мы ездили по городам, спрашивали людей о фильме, то нужно было перестать задавать вопросы, а просто послушать их мнения, и мы послушали, и что хочу сказать, многим картина показалась захватывающей. Это как со сложной музыкой или со сложным искусством, если не будет элемента риска, то нет и шанса, что люди могут испытать нечто большее, чем одноразовые восторги.

Кор: Но это же делает его сложным для понимания.

Павел Руминов: Отнюдь, отзывы не показывают что это сложный фильм, он выходит в один день с «Вавилоном», я думаю «Вавилон» более сложный фильм, чем наш. Не знаю. Хочу раствориться в реальности, какой бы она не была.

Кор: «Вавилон» не то, что более сложный, более серьезный скорее.

Павел Руминов: Да. Но видишь, наш фильм снят за миллион и нет такой традиции на планете земля, по которой конвейерное кино непременно снимается за миллион, если бы я был на американских «верфях», где фильмы делаются как Корабли, и у меня было бы 40 миллионов, мы бы увидели другое кино, более гладкое.

Кор: Ну почему, можно вспомнить «Пилу» - сняли за один миллион.

Павел Руминов: Ну это экспериментальный фильм, фильм который добился успеха. Он не похож на обычную американскую продукцию. Видно, что он дешевый, но также видно, что он с мозгами и поэтому и «Пила», и «Безумный Макс», это все тот же рецепт. Если ты снимаешь дешевый фильм, он должен быть с мозгами, сейчас нужно снять минимум 2-3 стоящих картины, чтобы тебя заметили и воспринимали серьёзно.

Кор: Кому как везет, бывает достаточно и одной.

Павел Руминов: Да, наверное, везение играет какую то роль. Не снял бы я «Deadline», который видело мало людей, потому что он вышел на DVD (хотя фильм нашел своего зрителя), я бы не снял «Дочерей». «Deadline» - 25 тысяч долларов, «Дочери» - миллион. Поэтому разум мне позволяет спокойно выдерживать любой прессинг и любое сомнение, связанное с этой дрожащей камерой. Все нормально. Сложный опыт и есть исполнение мечты.

Кор: А пленка была как-то обработана?

Павел Руминов: В этом фильме представлены самые новейшие технологии,. В большинстве отечественных блокбастеров нет пока такой работы, как в «Дочерях»: тщательная компьютерная обработка и придумывание цвета, звука - того элемента, который непременно должен присутствовать в жанровых картинах. Вот с этого начинается жанровое кино: с тщательности. Ее я зрителям гарантирую. Стопроцентное попадание в их ожидания – нет. Тщательность – да, всегда.

Жанр, это в первую очередь - некие рамки, но не для фантазии и не для стиля, потому что это легкий такой фашизм - загонять стиль в рамки, тем более, здесь, в России, мы же не в Голливуде.

Если смотреть на «Дочерей» с точки зрения развития интриги, то это будет более понятный фильм, чем «Звонок», потому что в «Звонке» многое погружено в неопределенность. У нас же, развитие сюжета более ясно, более традиционно, если бы этот фильм был американским, то вся эта история смотрелась бы проще, их стиль упрощает восприятие, было бы больше деталей, и более ровное повествование, а в России, как и во времена Эйзенштейна, тебя защищает элемент эксперимента. Когда я захотел сделать картину доступнее, то вдруг понял, что с коммерческой точки зрения, это может быть ошибкой, потому что если фильм потеряет свою какую-то перчинку, потеряет ощущение вызова, то не будет и реакции зрителя. Я боялся этого, честно! Ни тебе, ни одному зрителю я не мог за эти деньги предложить того, что нам дорогая американская кинематография предлагает, не мог, и не хотел обманывать! Поэтому, особенно смешно читать про какой то расчет или о моих попытках столкнуть любителей хоррора и арт-хауса. Я много слышал: что это авангард, подражание американским тупым комедиям, не знаю, всё что угодно. Бывают противоречивые личности. Бывают противоречивые фильмы.

Кор: Однако, подражание всё равно прослеживается, не комедиям конечно.

Павел Руминов: А что такое подражание Америке? Это ведь просто место, где снято 500 тысяч триллеров, так?

Кор: Нет, я имею в виду подражание, именно, каким то конкретным фильмам.

Павел Руминов: Жанровое кино – это изготовление уже известного блюда. И если говорить о том, что это похоже, например, на «Пункт назначения», то, на самом деле, это далеко не так, сходство очень размыто. Как и в «Пункте назначения», я «остаюсь» с персонажем, только моя инновация состоит в том, что они не умирают друг за другом. И здесь я могу сказать – ну вроде нигде такого не было! Как правильно сказал один прекрасный критик - эксперимент возможен только в жанре. Когда известны правила игры, ясно, что ты опровергаешь, ну, то есть то, что ты делаешь по-своему. А когда ты всё делаешь по-своему, то нет никакого эксперимента, и вообще неясно, в чём он заключался. Я очень хотел сделать именно это в рамках такого трэшевого сюжета. Всё очень чётко – вот проклятие, три дня, и именно такое исполнение. Не знаю.

Кор: Так значит, какой то расчет всё-таки был?

Павел Руминов: Расчет всегда есть. Ведь мы снимаем кино. Это значит: организация большого хозяйства, это значит: необходимость давать какую-то гарантию людям, которые дают тебе деньги. И гарантию самому себе - что ты будешь снимать после фильма. Журналист, с которым я недавно беседовал, сказал: «В фильме хорошо то, что там есть everyday life». То, чего так не хватает в нашем кино, фильм отслеживает повседневную жизнь: Яндекс, заповеди, риэлтеры и так далее. Вообще, любое жанровое кино, хорроры или триллеры, самые лучшие – они всегда про человека, а не про монстров. И вот этот вот секрет мне хотелось, в меру сил, как то воплотить. Там нет монстра, есть люди и с той и с другой стороны. Дочери тоже жертвы. Видимо, в этом моем пацифизме кроется одна из проблем с точки зрения проката, неоднозначное восприятие фильма поклонниками чистого жанра.

Кор: Смысл в фильме слегка «размазан», в принципе, сходу и не скажешь про что….

Павел Руминов: Ну, это экспириенс такой. Ты вот так считаешь, а кто-то скажет - слишком всё выпукло. Не знаю. Люди ездят в Турцию, получают впечатления, это может их изменить, или наоборот они могут остаться прежними после поездки. Так и фильм – создание такой миниатюрной Турции, куда зритель отправляется на два часа. В общем, это в первую очередь опыт.

Кор: Конечно, каждый как всегда воспринимает по-своему.

Павел Руминов: Наверное да. Многие привыкли давать советы, мол, кино должно быть таким или этаким, не сделав ни одной склейки в жизни. Это нормально, мы в свободное время живем, но процесс создания фильма очень не прост. Чтобы получить от актёров и съёмочной группы, то, что мне нужно, необходимо было дать мощную мотивацию, приходилось жить в каком то духовном драйве. То есть если я «оседал», оседала вся команда. Нужно быть в постоянном напряжении, чтобы напитывать всех духовно и профессионально. И если у американцев схемы создания жанрового кино заранее известны и для этого имеются все возможности, то мы делали всё с нуля. Например, момент с десятью заповедями: они показываются крупным планом в текстовом варианте. Нужно специально выбрать шрифт, размер кегля так, чтобы за 2-3 монтажных секунды можно было прочесть эти заповеди, времени эта сцена практически не занимает, но без неё было бы сложнее понять, что они все под проклятьем. В результате вышла бы «размытость» из-за подобных микронедочётов, отсюда, возникает ощущение недосказанности и сюжетные нити не сплетаются в единый клубок, теряется целостность, мы старались по максимуму использовать жанровый язык. Этот фильм был киношколой. Нам всем нужен опыт. Один фильм ничего не решит, надо очень много учиться и работать.

Кор: А будет документальный фильм о съёмках?

Павел Руминов: Да, я надеюсь на DVD мы раскроем некоторые секреты нашей «кухни». Например, Михаил Ефимов пролежал пять часов весь в крови (бутафорской) в стене, к концу мы начали думать, что он действительно умер. На такие вот зрелищные кадры уходит часто почти целый день. А для продюсеров пока что нет разницы между сериалом и сложным жанровым кино, мы же покажем все нюансы и отличия, а также, несколько уникальных технологий разработанных нами во время съёмок. У меня есть такая мечта – сделать на диске для всех желающих полную версию, хронометражом 2-40 и… немую!

Кор: Немую вообще?!

Павел Руминов: Да, немую!

Кор: Без всяких звуков?

Павел Руминов: Только с музыкой - цветной, но немой и с субтитрами.

Кор: Кажется, идея клиповая слегка…

Павел Руминов: Да нет, вполне кинематографическая, просто я очень люблю немое кино, часто пересматриваю и многие немые фильмы смотрятся интереснее, чем современные

Кор: А что за брутальный мальчик был в музыкальном магазине? Что означает эта сцена?

Павел Руминов: Всё вышло спонтанно, мне хотелось придумать какой то нешаблонный эпизод, и пришла в голову мысль, что герой должен осКорбить фаната, и это будет мальчик с обожженными руками. Мне хотелось, чтобы эпизод этот был в магазине пластинок и там возник фан этой группы и дал ему такой забойный монолог. В результате получился такой вот пафосный пацан, романтик от рок музыки [ехидно смеётся].

Кор: Ну просто он маленький по возрасту, а монолог произносит, как взрослый, немного странно смотрелось, но очень забавно.

Павел Руминов: Да! Мне кажется это похоже на стиль Коэнов. Такой абсурдистский юмор. И, по-моему, потенциал в сцене есть. Некоторые пишут: «Пацан жжот!». Хотя, конечно, вполне возможно, что в замысле был изъян. Не понимаю пока.

Кор: Пацан реально жжот!

Павел Руминов: Знаешь, я верю, что набрасывая эти «краски» я как бы могу добиться у зрителя ощущения искренности фильма. На самом деле, я просто хотел вызвать симпатию к этим призракам.

Кор: Спасибо за интересную беседу, творческих успехов и хорошей прокатной судьбы твоему фильму!

Павел Руминов: Спасибо!


Интервью взято коллегами с kinoguru.